Проснулся.
Потом в нервах ладони взмокли.
В плену у Морфея видел видение-ужас.
Там естественности оттенки блёкли,
Там болезнь и здоровье дружат.

Рынок:
Христос торгует гвоздями,
Челом терня лавровый венец,
А народ покупает эти гвозди горстями,
Отрывая монеты от щедрых сердец.
Голоса:
“Спекулянт, шарлатан, барыга,
Обобравший нам карманы обездыренной дланью!”

Будто в припадке Христос запрыгал,
Обругав этот рынок ушеколющей бранью:
“Слёзы глазами с икон народ вытри.
Я пришёл сюда, чтоб людохульствовать.
Я поставлю памятник в Иерусалиме Гитлеру,
И буду дьяволу в рай сопутствовать!
Ведь я имею право не быть обязанным –
Иметь обязанность не иметь право,
Безнадёжным надежду дарить диагнозом,
Взирая на их смертельные травмы!”

Чего бы такого мне потерять,
Чтобы, не знаю чего, обрести?
В золотой реке моего октября,
Очень сложно в ноябрь грести.
Очень сложно – против течения.
Дьявольски больно – против желания.
Мне бы остаться в изнанке цветения,
Швами смотреть в лицо оправдания.

Слава богу, Дантес стрелял холостыми,
А кровь Александра до сих пор горяча.
Но вот мы, к сожалению стынем,
На больничной койке вместо врача.
Кто обхаркал туберкулёзом транспорт?
У кого на это хватило ума?
Я не хочу, чтоб мне каменный паспорт
Выписала эта чума.

Сколько ещё проституток–бессонниц
Незаметно проникнет в мою постель?
Я клянусь вам: отдал бы последний червонец,
Чтоб, хоть до рвоты, крутилась снов карусель!

Вам, озабоченным запахом ботинок,
Превратившим процесс курения в шик.
Не жалко ли вам превратить тело в рынок,
Продающий обрубки гниющей души?

Я перестану над вами смеяться,
Когда вы сами над собой посмеётесь!
Я вас обнаружил и готов затеряться,
Если вы в моей потере найдётесь!