Пули, которые посланы мной,

не возвращаются из полета,

Очереди пулемета

режут под корень траву.

Я сплю,

положив под голову

Синявинские болота,

А ноги мои упираются

в Ладогу и в Неву.

Я подымаю веки,

лежу усталый и заспанный,

Слежу за костром неярким,

ловлю исчезающий зной.

И когда я

поворачиваюсь

с правого бока на спину,

Синявинские болота

хлюпают подо мной.

А когда я встаю

и делаю шаг в атаку,

Ветер боя летит

и свистит у меня в ушах,

И пятится фронт,

и катится гром к Рейхстагу,

Когда я делаю

свой

второй

шаг.

И белый флаг

вывешивают

вражеские гарнизоны.

Складывают оружье,

в сторону отходя,

И на мое плечо,

на погон полевой зеленый,

Падают первые капли,

майские капли дождя.

А я все дальше иду,

минуя снарядов разрывы,

Перешагиваю моря

и форсирую реки вброд.

Я на привале в Пильзене

пену сдуваю с пива

И пепел с цигарки стряхиваю

у Бранденбургских ворот.

А весна между тем крепчает,

и хрипнут походные рации,

И, по фронтовым дорогам

денно и нощно пыля,

Я требую у противника

безоговорочной

капитуляции,

Чтобы его знамена

бросить к ногам Кремля.

Но, засыпая в полночь,

я вдруг вспоминаю что-то.

Смежив тяжелые веки,

вижу, как наяву:

Я сплю,

положив под голову

Синявинские болота,

А ноги мои упираются

в Ладогу и в Неву.